– У мамы спина болит, – между делом сообщила сестра. – На рентген ходила, там всё плохо, в неврологу отправили, лечиться будет.

– Ты про сына говорила, как ему школа? Нравится? – я проигнорировала упоминание о матери.

Сестра всё поняла, стала рассказывать про сына, про мать больше не заикалась. Редко, но сестра продолжает попытки помирить нас с мамой. Первое время так меня достала, что пришлось ультиматум ставить: или она перестаёт вещать о маме, или мы прекращаем общение. Сестра выбор сделала, но иногда пытается вызвать во мне хоть какие-то чувства. Хорошо хоть, что без навязчивости.

У нас с сестрой разные отцы. Мой был женат, мать даже имя его не называла. За отца сестры мать вышла замуж во время беременности. Я росла с отчимом. Отчим был ещё той паскудой.

Когда мне было 16, а сестре 10, то я ввязалась в драку с пьяным отчимом, увидев, как он взял сестру за волосы. В драке победил отчим. У меня был ушиб мягких тканей головы, разбитый нос и штук десять синяков. Впервые я перестала бояться последствий и решила идти в милицию, мама заперла дверь изнутри и спрятала ключи, требуя, чтобы я пришла в себя.

Приехала бабушка. Договор был полюбовным: я еду жить к бабушке, тогда никаких заявлений не будет. Мама визжала, что её муж – святой человек, а я – идиотка, которая полезла туда, куда не просили, видела же, что человек пьян, так что сама виновата. В один момент доверие и любовь к матери исчезли.

Мать не единожды упала в моих глазах. Второй раз тоже был. Бабушка, которая целиком и полностью была на моей стороне, решила оставить мне жильё. Как только мне исполнилось 20, бабушка написала дарственную. Мать об этом знала, возмущалась, но поделать ничего не могла – бабушка презирала родную дочь за то, что в выборе между ребенком и мужчиной был выбран мужчина.

После смерти бабушки мать решила, что я должна продать квартиру, деньги поделить с сестрой и матерью, а взамен мне готовы были выделить комнату в их квартире, только сначала надо было попросить разрешения у отчима, но это уже мелочи.

С сестрой я общалась, она приезжала к нам с бабушкой в гости, когда бабушки не стало, то ездила ко мне. Мы не разговаривали о нашей матери и отце сестры, не желали портить отношения спорами. Когда умер отчим, сестра вбила себе в голову, что нам троим надо держаться вместе. Как раз начались эти уговоры и увещевания, что мама у меня одна, ей плохо, нам надо начинать всё с чистого листа. Я не хотела. Мать умерла для меня в тот день, когда отпихнула меня, всю в крови из разбитого носа, и ринулась обнимать отчима.

Мать передавала через сестру подарки и слова: меня за всё простили, и за отчима, и за бабушкину квартиру, мы же семья и прочие сопли. Я ничего не брала, сестру слушать не хотела. После ультиматума стало легче. Мне не хотелось потерять сестру.

Мне действительно нет дела до матери. И когда она умрёт, я не прибегу за наследством. Мне давно от неё ничего не нужно. Если бы отчим не сдох, она бы и дальше жила делая вид, что меня не существует. Сестру люблю, а матери у меня нет.

Мало родить, чтобы стать матерью. Я помню, как она прикрывала дверь в комнате, когда отчим брался меня воспитывать. Как она просила меня громко не кричать, ведь заслуженное наказание надо принимать с достоинством. Я помню, как она в 30-градусную жару заставляла меня надевать на улицу кофты с длинными рукавами, чтобы никто не увидел синяки, оставленные отчимом в процессе воспитания. Я помню, как однажды получила проводом от пылесоса за украденные деньги, которые потом нашлись, а мне было сказано, что если бы я вела себя лучше, то на меня бы никто не подумал.

Спина у матери болит. У меня тоже болела после “воспитания” отчима. Я пережила, и она переживёт. Записано со слов Ольги.